Авраам, чего нам ожидать в наступившем году, а также в ближайшей перспективе, в свете тех тенденций, которые проявились в 2015 году?
У глобального кризиса, который начался в 2015 году, перспективы могут быть не очень утешительные, особенно в свете тех событий и проблем, с которыми сталкивается и перед которыми стоит вся мировая цивилизация.
Хочу уточнить, что под мировой цивилизацией я подразумеваю, разумеется, западную цивилизацию, просто по той причине, что никакой другой цивилизации не существует. Россия и Украина находятся на её окраине и поэтому, все те процессы, которые в ней протекают, оказывают влияние на эти страны. Великий французский этнограф, еврейского происхождения — Леви Стросс, основатель структурной антропологии, в своё время сказал такую фразу: 21 век будет веком гуманитарных наук, или же его не будет. Он имел ввиду, что те процессы, которые происходят в человеческом обществе, они настолько сложны, что непонимание сути этих процессов, а тем более неумение этими процессами управлять, приведёт к тому, что рано или поздно всё разрушится, так как это происходило уже не раз, с прежними великими цивилизациями.
Все чаще проводят параллели между нашей цивилизацией – и Римской. Главным кризисом, с которым столкнулась Европа в последние месяцы уходящего года, стал, как известно, кризис беженцев. Та волна беженцев, которая въехала за последний год, выявила фундаментальные проблемы, стоящие перед современным человечеством. Во-первых, оказалось, что у нас есть зона цивилизованных стран, которые лидируют, олицетворяют собой научно-технический прогресс. А точнее, именно и только они научно-технический прогресс и развивают. Одновременно они способны обеспечить своему населению достойный уровень жизни, справедливое распределение национального богатства между гражданами и возможность населению влиять на принимаемые властями решения. Оказывается, что этот способ – наиболее эффективный метод управления. Если мы посмотрим на весь остальной земной шар, то больше нигде не удалось этого достичь. Мы видим, что существует ядро цивилизации – страны, которые продвигают научно-технический прогресс и одновременно обеспечивают своим гражданам достойное существование (достаточно высокий материальный уровень и достаточно небольшое различие в доходах между различными слоями населения, а также возможность для народа влиять на принятие решений). Соответственно, все страны, которые включают в себя эти факторы, относятся к Западной Европе. Вне Европейского континента это внеевропейские англо-саксонские страны, Израиль и несколько государств Юго-Восточной Азии: Япония, Южная Корея, Тайвань.
Есть страны (те же Россия и Украина), которые имеют часть этих признаков. В том числе какие-то условия для развития современной науки и технологий – конечно, не в том объеме и не того уровня, какой имеется на Западе. Но при этом в них нет ни демократии, ни доступа народа к принятию решений, ни, тем более, справедливого распределения богатств. Примерно в этом же состоянии прибывает часть так называемой «серой зоны» – Индия, большая часть Латинской Америки и т.д. Соответственно, в странах, которые не входят в первый мир (Западную цивилизацию), господствует несправедливость, часто – голод. Они представляют собой угрозу безопасности для других стран, так как являются источником насилия.
Оказывается, человечество развивается крайне неравномерно. Почему это происходит, мы сказать не можем. Однако приходится констатировать: левая пропаганда, на протяжении десятилетий говорившая о том, что виной тому Запад, который нещадно эксплуатирует несчастных туземцев, была неправа. Приходится признать, что система управления, выработанная на Западе и обеспечивающая стабильное и непрерывное развитие, не прижилась в большей части мира.
Именно эти факторы оказывают, и будут оказывать влияние на процессы, происходящие на всем земном шаре. Ими же, кстати, объясняются и третье по счету поражение украинской революции, и окончательное свертывание демократии в России, а также кризис беженцев, когда потоки людей в поисках лучшей жизни перемещаются из одной части мира в другую. Сказывается это еще на одном кризисном явлении: во всех развитых странах высокий уровень жизни, демократическая форма правления, научно-технический прогресс и справедливое распределение доходов в обществе сочетается с отрицательным приростом населения.
Известно, что для поддержания текущего количества населения на одном уровне необходимо обеспечивать коэффициент рождаемости в 2,1. Во всех западных странах, включая даже Японию и Южную Корею, коэффициент рождаемости не превышает 1,8. Единственное исключение среди развитых стран – Израиль, где коэффициент рождаемости – 3,6.
А для сравнения в Афганистане этот коэффициент составляет 6, 6.
Мы можем говорить о явлениях, которые угрожают цивилизации, аналогичных тем, которые привели к распаду Римской империи, величайшей цивилизации прошлого. По некоторым показателям современное человечество достигло того уровня, который имела Римская цивилизация, лишь к концу XIX века.
Например, в области сельского хозяйства показатели урожайности были достигнуты лишь в XVI веке, а уровень потребления воды в итальянской Генуе, соответствующий тому, каким он был в период Римской империи – лишь в начале ХХ века. Тем не менее, в один момент эта цивилизация рухнула. Вот к чему может привести наложение процессов один на другой. Если бы они не накладывались, то ни к чему катастрофическому не привели бы: людей бы в мире стало просто меньше, но нехватку населения компенсировали бы технологии. Развитие всегда шло неравномерно, но тысячу лет назад колоссальная разница в развитии между Африкой и Европой никого не волновало.
Но сейчас, в связи с появлением новых транспортных технологий, население из диких стран, охваченных бедствием, может за считанные часы перемещаться в столицы самых развитых государств, которые переживают резкое снижение численности населения. Можно говорить о том, что идет постепенное замещение населения. Этот процесс похож на тот, который протекал в период распада Римской империи. По большому счету, там протекали аналогичные процессы. Уровень научно-технического, материального и социального развития в Риме был несоизмерим с окружающими его варварскими территориями. На протяжении нескольких столетий римлянам удавалось сдерживать этот натиск, но на каком-то этапе империя не выдержала и пала, так как в Риме тоже существовал отрицательный прирост населения. В конце концов, римляне стали не в состоянии обеспечивать свою многочисленную армию легионерами и солдатами. В итоге варваров, как сегодняшних гастарбайтеров, стали массово принимать в римскую армию. Это привело к тому, что только варвары там и служили. Итогом этого стало то, что армия Рима стала терпеть поражения – одно за другим. Потому что те методы организации управления и тактики ведения боевых действий, которые сделали римскую армию победоносной, из-за ухудшившегося качества личного состава не могли применяться в новых условиях. И замещались теми обычаями, которые были приняты у самих варваров. В результате армия Рима перестала отличаться от армий окружающих стран. Главное преимущество Римской цивилизации – военное – было утрачено.
То же самое происходит и сейчас: люди, которые попадают в Европу, везут с собой все те принципы организации общества, которые имелись у них на родине. И самое печальное, что у нас нет никакого научного инструментария, который помог бы понять эти процессы.
Кризис беженцев, ситуация в России и в Украине сегодня выявили, что у современного человечества не только нет возможности ответить на эти вопросы, но даже отсутствует инструментарий, подходящий для того, чтобы эти вопросы поставить. Современная гуманитарная наука, которая, казалось бы, должна быть самой передовой отраслью, на самом деле находиться на таком же этапе своего развития, на каком, скажем, находилась физика на заре своего развития в начале XVIII века – до Ньютона, до великой технической революции. Мы смотрим на ученых того периода с высоты сегодняшнего развития и видим, что они вообще ничего не понимали, а то, чем они занимались, в современном понимании наукой не являлось.
Вот, например, сейчас современная наука не знает, почему человечество развивается неравномерно. Мы не знаем, почему процессы депопуляции и умирания общества уже не первый раз сопровождают научно-технический прогресс, повышение благосостояния населения, демократические формы правления.
А поскольку мы этого не знаем, мы не можем проблемы решить. Посмотрите, насколько разителен контраст между гуманитарным и научно-техническим знанием. Например, если мы берём какой-то вид животных и помещаем его в среду абсолютно чуждой ему популяции, мы знаем, что в данном случае произойдет. Когда мы берем тех же беженцев, как пример того, как представители совершенно чуждой культуры попадают в Европу, мы не можем сказать, что с ними произойдёт, какое влияние они окажут на европейскую цивилизацию. С помощью имеющегося у нас сегодня научного инструментария мы не можем объяснить, почему в одних странах демократия и цивилизация приживаются, а в других – нет. И самое главное, мы не понимаем, каким образом можно имплицировать демократию и научно-технический процесс в общество. Нет не просто никаких исследований на эту тему, нет даже никаких подходов, а те, которые есть – они жестко табуированы. Вы не можете вторгаться во многие области гуманитарного знания, связанные с влиянием генетики на поведение людей.
Мы имеем массу примеров, когда общество имело полную свободу (в частности, Украина и Россия). Ведь никто не может сказать, что России кто-то мешал после 91 года построить свободное общество. Но почему-то оно не сложилось. Кто мешал Украине построить общество, свободное от коррупции? Если и мешали, то не больше, чем всем остальным. Почему все время происходит какой-то сбой, и мы не можем понять, почему?
С одной стороны, в развитых демократических странах идет постоянное снижение населения, а с другой стороны, идет неконтролируемый поток миграции в эти страны. Мы никак не можем остановить эти процессы, находясь в рамках демократической системы. Мы не можем топить корабли с беженцами, желающими переселиться в Европу, потому что они хотят лучше кушать. Если мы будем это делать, наша система перестанет быть демократической. Как говорится, или-или, другого пути нет. Поскольку решения проблемы нет, то существует очень большая вероятность, что нас ждет все та же судьба Римской империи – по крайней мере, аналогия напрашивается.
Классический труд британского историка Гиббона, который называется «Закат и упадок Римской империи» становится все актуальнее.
Второй вопрос таков: если Западная цивилизация сохранится, то останется ли она демократической, при которой народ будет иметь возможность принимать участие в управлении? Ведь очевидно, что только такая система способна обеспечить научно-технический прогресс. Там, где народ влияние на принятие решений не имеет, останавливается и прогресс, а общество откатывается назад в своем развитии. Вопрос можно поставить так: останемся ли мы в ближайшие годы на том уровне, на котором находимся? Или произойдет резкий откат назад, и снова наступят Темные века?
Есть еще третий фактор – фактор международного терроризма. Который вытекает из кризиса, охватившего второй мир. Кстати говоря, само название «борьба с терроризмом» является совершенно бессмысленным словосочетанием. Это все равно, что борьба с автоматной стрельбой очередями или с минометным огнем. Ведь терроризм – это всего-навсего один из способов ведения боевых действий. Он чрезвычайно эффективен по своему военному эффекту, пропагандистскому воздействию и по своей дешевизне. Ну, вот например, какие армии могли бы за последние столетия вести боевые действия в центре Парижа? Таковых за последние 200 лет было три. Армия победителя Наполеона Александра I, армия Гитлера и армия «Исламского государства» (террористической организации, запрещенной в РФ. — ред.) Кому бы еще удалось нанести удар по министерству обороны США, по Пентагону? Это удалось «Аль-Каиде» 11 сентября 2001 года. Никакая армия любой страны мира такое сделать не в состоянии. И при этом теракт в США «Аль-Каиде» обошелся порядка 200 тыс. долларов, а теракты в Париже – меньше 30 тыс. Стоимость существенно меньше, чем у одной ракеты «Томагавк», которые американцы сотнями запускали по позициям той же самой «Аль-Каиды». А пропагандистский эффект от подобных действий неизмеримо выше. То есть, по соотношению цена/эффективность тактика, которую выбрали исламские террористы, является чрезвычайно удачной. Западу приходится тратить миллиарды долларов, отправлять сотни самолетов, чтобы они перепахивали бомбами горы и пустыни, обычно с нулевым эффектом.
А вместо этого террористы в состоянии устроить в любой точке мира очень серьезный переполох, просто отправив в нужную точку одного человека с небольшим чемоданчиком денег.
Это оборотная сторона нашего современного мира – мобильности, открытости границ и продвинутых средств связи.
Американцы после 11 сентября несколько раз утверждали, что им удалось уничтожить центр управления терроризмом, и каждый раз оказывалось, что это не так. Оккупировав Ирак и Афганистан, они убедились лишь в том, что организация, избравшая своим оружием терроризм, не нуждается в какой-либо конкретной стране в качестве своей постоянной базы. Эта система очень эффективна по той простой причине, что очевидно: если бы исламизм пытался противостоять Западу, как одна государственная система против другой, то он очень быстро был бы стерт с лица земли военным путем.
Но так как организация, избравшая своим оружием терроризм, может базироваться одновременно везде и нигде, он способен наносить очень чувствительные удары, проходя, как вода сквозь пальцы. В связи с этим, к сожалению, может оказаться так, что человечество может пойти по пути введения тотального контроля над гражданами.
Поскольку, действуя в рамках существующей парадигмы, Запад не может нанести упреждающий удар, то ему придется у себя дома контролировать буквально каждое движение с целью выявления подозрительной активности. По факту это приведет к все большему вмешательству в частную жизнь, все большему ограничению гражданских свобод. Я очень боюсь, что вещи, которые казались в демократической стране совершенно неприемлемыми, касающиеся свободы передвижений, свободы выражений, свободы исповедовать свою религию – они будут все более и более ограничиваться государством.
Угроза постепенной ликвидация демократических институций и форм правления в результате этих процессов приведет к остановке развития человечества.
Более того, к сожалению, борьба с терроризмом становится удобным предлогом для того, чтобы оправдывать наступление на эти институты. Любая бюрократическая организация, исходя из логики своего существования, всегда стремится к расширению своих полномочий. И соответственно, если у аппарата управления появляется такая возможность, то он всегда ею воспользуется. Как это ни парадоксально, самые передовые технологии, которые должны расширять возможности человека, зачастую ставят его в условия отсутствия выбора. Все это является отражением глобальных тревожных тенденций. Бюрократическая система, лишенная гражданских ограничений, будет эту власть распространять до бесконечных пределов.
Здесь возникает вопрос, — на каком этапе остановится государство в своем наступлении на свободы граждан – и остановится ли вообще?
Тут можно лишь сказать лишь то, поскольку предлог борьбы с терроризмом у нас есть, и в рамках существующей системы справиться с ним невозможно, то существует большая опасность, что существующая демократическая система будет просто уничтожена. Новые технологии, которые появились в последние годы, делают такой ход развития событий весьма вероятными. Это, прежде всего, технологии распознавания образов, хранения информации, геолокации.
Сейчас появляются и экономические обоснования тоталитарной идеологии
Сейчас мы можем хранить неограниченные объемы информации, если, например, у старых камер слежения требовалось каждые несколько дней очищать память, то сейчас все эти данные доступны по сети и могут храниться вечно.
Компьютеры могут любого человека идентифицировать в толпе и вообще отслеживать в фоновом режиме всех людей без исключения. Как вы понимаете, эта информация может быть использована правительством для контроля над людьми, либо корпорациями – в рекламных целях. Одновременно с появлением интерактивных рекламных систем, самонастраивающихся на определенного человека (например, человек подходит к витрине, система его опознает и показывает ему рекламу, основываясь на его предпочтениях) электроника дает неограниченные возможности правительству по контролю за гражданами в режиме реального времени. Тот же самый Фейсбук позволяет составить человеческий портрет.
Существует программа, которая может составить психологический портрет человека. В частности, оценить вероятность его антисоциального поведения, в частности, террористической деятельности. Или, например, я знаю, что в свое время в израильских спецслужбах было разработано специальное программное обеспечение, позволяющее по особенностям их социального поведения устанавливать и отслеживать потенциальных террористов. И впоследствии эти программы были проданы частным компаниям. Они позволяют работникам финансовых учреждений не выдавать кредиты людям, склонным к финансовым злоупотреблениям. Первая подобная система, была применена в компании Pay Pal.
Понятно, что мы имеем дело с обоюдоострым инструментом, который, с одной стороны, вроде бы, облегчает нашу жизнь, а с другой, дает бюрократическим системам невиданный ранее инструментарий, чтобы «пасти» нас. Это потенциально таит в себе весьма реальную угрозу злоупотреблений.
Сможет ли общество найти средства для защиты от этого?
Снимок Я, к сожалению, в этом вопросе больше пессимист, чем оптимист. Так как пока что мы видим, как государство шаг за шагом ограничивает свободу индивидуума, регламентирует его поведение и постепенно сужает пространство личной свободы.
Все это может привести в конечном итоге к ликвидации демократической системы, и как следствие, к прекращению научно-технического прогресса.
Тем более что сейчас появляются и экономические обоснования тоталитарной идеологии. Ведь чтобы установить ту или иную форму общественной организации, нужны три условия: экономическая необходимость, идеологическое обоснование и материально-технические возможности.
Материально-технические возможности у нас есть, с идеологическим обоснованием и вытекающей из нее идеологией до недавнего времени были сложности (тоталитаризм экономически невыгоден). Материальных выгод от сворачивания демократии до недавней поры не просматривалось. Однако в последние годы уже появилась возможности извлечения и экономических выгод из такого вот процесса. Это связано и с необходимостью развивать те отрасли науки, в том числе, в сфере биологии, медицины и генной инженерии, развитие которых затруднено в условиях демократического общества. Очень большая часть методов, которые могли бы принести колоссальное продвижение вперед, в нашем обществе абсолютно невозможны. Я имею ввиду эксперименты на людях, и «мягкие», и аналогичные тем, которые проводились в свое время и советским, японским и, особенно, нацистским режимами в концлагерях.
Коммунизм и национал-социализм возродили в 20-м веке древний подход к человеку как к «говорящему орудию»
В чем заключается общая черта тоталитарных режимов, таких, как нацистский и коммунистический? Не в том, что они убивали людей (людей убивали всегда), а в абсолютно новом для современной европейской цивилизации подходе к человеку как к животному, как к бездушному материальному объекту. Люди рассматривались как биологический материал для конструирования.
Полное расчеловечивание человека уже встречалось в рабовладельческих обществах (Аристотель давал определение рабу как говорящему орудию), но это оказалось экономически невыгодным, замедляющим научно-технический прогресс. В итоге возник капитализм, который невозможен без демократических инструментов управления, стимулирующих прогресс. Появились теории, что все люди имеют божественные права, эти права неотчуждаемы, все люди равны.
Коммунизм и национал-социализм возродили в 20-м веке древний подход к человеку как к «говорящему орудию».
Но это оказалось экономически мало выгодным. Построенная на возрожденном рабстве система этих стран сильно проигрывала по своей эффективности демократической.
Экономические выгоды коммунизма и национал-социализма в возрождении древнего «инструментального» отношения к человеку, оказались незначительными.
Все советские и нацистские проекты, построенные рабским трудом, экономически неэффективны в дальней перспективе. Хотя в ближней перспективе они давали какой-то эффект. Дело касается не только мобилизационной экономики, военных, космических и ядерных достижений СССР и Третьего рейха, которые были бы невозможны без массового использования рабского труда, но и тех чудовищных медицинских экспериментов, которые проводились над людьми нацистами в тюрьмах и концлагерях. Эксперименты на людях проводили и в СССР и в Японии, но научного эффекта от них было мало. Разве что можно вспомнить технологии отравлений, которые до сих пор успешно применяют русские спецслужбы.
Гитлеру же удалось пройти в этом отношении немного дальше.
Сейчас об этом предпочитают не говорить, но современная экстремальная медицина, в значительной мере основывается на данных, полученных путем нацистских экспериментов над живыми людьми. Нашли применение в науке и некоторые результаты по физиологии мозга, которые невозможно было бы получить другим путем.
Но в целом экономический эффект от всего этого варварства был очень мал и никак не мог оправдать коренную перестройку общества
Но сейчас ситуация иная. Сейчас биологические и медицинские технологии (пересадка органов, разработка новых лекарств, генная инженерия, стволовые клетки, работы по омоложению и продлению жизни, эмбриология и многое другое) тормозятся из-за невозможности использовать людей в качестве подопытного материала, экспериментов на людях, даже мягких, по этическим соображениям все более ограничиваются и эксперименты над животными. В демократических обществах подобные эксперименты невозможны. Но при этом демократические страны фактически закрывают глаза на то, что творится в этой области в нецивилизованных уголках планеты – все знают, что заключенных используют как доноров органов в Китае, что это делали в Боснии во время югославской войны.
Более того, из-за того, что в странах Запада вводятся ограничения на некоторые области исследований по биологии человека, многие ученые просто переносят свои исследования в тот же Китай.
XXI век, и это мы можем сказать уже точно, пока не стал веком гуманитарных наук. Поэтому естественное развитие событий может привести к тому, что сложная система будет стремиться к упрощению и, в конце концов, достигнет термодинамического равновесия
70 лет назад при Гитлере и Сталине, в странах, где эти опыты ставить было разрешено, при том уровне технологий, которыми они обладали на тот момент, результаты оказались более чем скромными.
С учетом развития новых технологий и накопленных с той поры знаний эффект от подобных опытов может быть взрывным. Поэтому, как минимум для части общества это может быть экономически выгодным. Еще одна особенность современной медицины, которой не было раньше – это крайне высокая стоимость проведения исследований, технологий лечения и лекарств в некоторых областях. И получается, что даже общество, созданное на Западе, гарантирующее всем своим членам примерно равные возможности, не может предоставить равного доступа к этим областям медицины. Поэтому такие области медицины тормозятся.
И тут появляется соблазн разделить людей на две категории, на высших и низших, которые должны обслуживать высших. То есть сейчас появилась возможность оправданий тоталитарной идеологии экономическими причинами.
Со времен разгрома нацизма в мире не существовало потенциальных интересантов, обладающих достаточным влиянием для установления такого рода системы с отказом от всех преимуществ и гуманистических идеологий Нового времени. Теперь очевидно, что такие группы потенциально существуют. Тенденции таковы, что они становится более влиятельными.
Этот процесс накладывается на другой: государственная система стремится усилить свой контроль над всеми аспектами существования общества и отдельного человека, даже над поведением и мыслями. В итоге мы получаем инструментарий, с помощью которого мы можем контролировать общество, есть и группы людей, заинтересованные в установлении такого контроля.
Имеется опасность, что две эти тенденции сольются. И мы даже получаем возможность заинтересовать общество под тем предлогом, что иного пути борьбы с терроризмом, кроме как отказа от демократии и гражданских свобод и усиления контроля над гражданами, нет. Действительно, победа над терроризмом представляется весьма сомнительной в тех условиях, когда мир развивается крайне неравномерно. В одних странах люди понимают, что у себя они не могут достичь того уровня, который имеется на Западе, и они, естественно, хотят ограбить тех, кто этих возможностей достиг. Так всегда это и было в истории человечества.
Если раньше они садились на коня и пытались прорваться в благополучные города Европы, то сейчас они садятся в европейские самолеты, берут с собой какое-то количество долларов, которые позволяют осуществить теракт.
Хотя прекрасно понятно, что те самые террористы, та самая террористическая угроза – это всего-навсего следствие, а покончить с этим следствием можно лишь установив и устранив причину неравномерного развития.
А разве вообще это возможно?
Вот потому, то нам и приходится бороться со следствием и противопоставлять ему все более усиливающийся контроль.
Есть ли надежда на то, что обществу удастся сохранить демократические завоевания?
Мы не являемся пророками. Любой эксперт может оценить лишь вероятность того или иного события. И я бы сказал, что вероятность того, что удастся избежать того, о чем я говорю, не очень велика. Возвращаясь к тому же Леви Строссу, мы не имеем соответствующего инструментария. Если ты видишь процесс и не понимаешь, как этот процесс работает, то, скорее всего, этот процесс окажется во власти энтропии.
Если мы достигли достаточно высокого уровня организации, но если мы этот уровень организации не будем поддерживать, то сложность системы снизится в соответствии со вторым законом термодинамики.
Итак, мы не понимаем тех процессов, которые происходят в гуманитарной сфере, в сфере организации общества, у нас нет даже инструментария, чтобы эти вопросы поставить (гуманитарная наука находится на том же уровне, на котором находилась естественные науки в XVII веке).
XXI век, и это мы можем сказать уже точно, пока не стал веком гуманитарных наук. Поэтому естественное развитие событий может привести к тому, что сложная система будет стремиться к упрощению и, в конце концов, достигнет термодинамического равновесия.
Вероятность этого крайне велика.
Хотя хотелось бы надеяться, что человечеству все-таки удастся совершить прорыв из этой тупиковой ситуации – для этого имеются и интеллектуальные возможности, и социальный заказ. Если же этого не произойдет: боюсь, что человечество, в том виде, в котором оно сейчас есть, не доживет до конца текущего века. И мы с вами тот самый «дивный новый мир» вполне еще можем увидеть.
Комментариев нет:
Отправить комментарий