Екатерина Амеян: Шангал: и рухнули мои надежды

Шангал — далёкая и древняя Родина предков. Не зря говорят, где бы человек не находился, не исчезают его тяга и любовь к родной земле. Есть невидимая связь, которая не обрывается через века и поколения. Эту связь я ощутила на себе. Никогда не думала, что езидский регион в далёком и чужом Ираке станет частью меня самой, моей души и творческого мира. Пять месяцев я жила судьбой Шангала: плакала, страдала, отчаивалась, надеялась и верила. Ничто так не трогает моё сердце, как вести о войне. Но оказалось, что война, уничтожающая твой собственный народ и историю, не просто трогает сердце и вызывает слёзы, а становится личной трагедией.

Август 2014 года я не забуду никогда. Читая и публикуя новости о событиях тех дней, я ощущала муки ужаса. Фотографии и видео зверски убитых людей заставляли плакать. Я думаю, что многие езиды в те дни были шокированы происходящим, не успев ещё ничего осмыслить. О нас заговорил весь мир. Печальная участь — многие люди на планете узнали о нашем народе благодаря этой трагедии. В своей статье «Все дети должны быть счастливыми», написанной в честь Дня защиты детей, я писала, что езидские дети Ирака живут в опасности, так как там постоянно происходят теракты. Не знала я, что впереди этих маленьких и беззащитных существ ждёт то, что хуже всякого теракта — война, которую войной не назовёшь. Ибо не воины ничтожные террористы, которые нападают на безоружных, убивают детей и женщин.

В те дни, наверное, впервые я ощутила такую боль за свой народ. Мне казалось, уничтожая наш народ в Ираке, лишают прошлого и будущего каждого езида в любой другой стране. Боль Шангала разбудила во мне поэта, пишущего на курманджи (езидский). Ранее я не писала серьёзную, гражданскую лирику на родном языке. Я думала, что на курманджи(езидском) не могу так выразить чувства. Для писателя лучшее средство выражения свой печали и переживаний- это его произведения, через которые душа обретает некий покой.


В те дни все езиды были едины, общая трагедия словно сплотила народ. Многие стали осознавать суть происходящего. Ведь нас предали, продали, обменяли на что-то как товар. Мы видели, что в регионе разыгрывается игра, а мир равнодушно наблюдает. Скольких женщин увели в плен, сколько погибло людей, сколько осталось без крова и без права на будущее . Шангал опустел, но для меня горел луч веры. Езидские ополченцы во главе с Касымом Шешо стали надеждой. Каждый езид радовался, что настоящие храбрецы и герои среди нашего народа ещё остались. Мы молились за них, сопереживали. Я верила, что езидские герои освободят Шангал, отразят атаки врага, пусть даже весь мир против нас.

Пока езидские бойцы сражались, защищали храм Шарфадин, который стал для нас символом веры и стойкости, Иракский Курдистан получал отовсюду военную, гуманитарную и финансовую помощь, якобы для борьбы с террористами ИГИЛ. Становилось всё яснее, кто виноват в геноциде езидов, но от этого легче не стало.

Самым напряжённым днём для меня стал тот день, когда в новостях сообщали, что езидские бойцы у храма Шарфадин окружены террористами и могут этой ночью не выдержать натиск врага. Это было 21 октября. Я весь день жила мыслью и молитвой, что наши выстоят. Быть может, виновато моё богатое воображение, но мне казалось, что храм Шарфадин — крепость, последний оплот езидов. С его падением может быть обречён весь народ. Враг мне представлялся стаей чёрных воронов, слетающихся в крепость. Под вечер я столько об этом думала, что стала ощущать страх и отчаяние, словно я сама была в окружении врага. А обиднее всего было, что мы бессильны. Как великие и сильные державы могут смотреть на то, что уничтожается маленький, беззащитный народ? Я задавала себе тысячу вопросов. В моей душе горел огонь ярости, я проклинала этот несправедливый мир. Ничего не оставалось, как выразить протест против существующего миропорядка в стихотворении, которое заканчивается такими строчками:

Ухожу и не вернусь.
Жаль, что умерла моя надежда.
Может, с верой я вернусь,
Но не станет жизнь такой, как прежде.

Я писала стихотворение и плакала, долго слезам не было конца. Увы, я не умею быть равнодушной к чьей-то беде, к массовой гибели людей. Утром я узнала, что Шарфадин выдержал и всё в порядке. Появилась надежда, что езиды отвоюют свои земли, мы увидим новых доблестных героев, подобных Джангиру ага. С тех пор я жила в ожидании. Но со дня освобождения Шангала силами пешмарга вместо радости в моей душе пустота.

Освобождение Шангала подтвердило тот факт, что геноцид нашего народа учинили в сговоре. Как же быстро пешмарга справились с террористами. Ведь они могли в августе встать на пути врага и не оставлять мирных жителей на растерзание варварам. Но нужно же было езидам показать ад, чтоб потом они оценили покровительство и помощь Курдистана, так называемый рай. Всё познаётся в сравнении. Так глупо и обидно, что предатели теперь предстали в роли спасителей. Наверное, Масуд Барзани смотрит в сторону Шангала и говорит: «Народ — вы чернь тупая, говорил же Шангал будет моим». И теперь этот человек- освободитель…

А где наши герои? Касым Шешо то ли играет в политическую игру, то ли искренне верен пешмарга и антиезидским интересам. Нам от этого не легче. Разочарованию нет предела. Партии ведут свои дебаты на той земле, где совсем недавно езиды мученически погибли. РПК выступает за создание езидской автономии Эздихан, а ДПК против. ДПК хочет расширить границы своей автономии и установить в регионе единоличную власть. Ради чего же проливалась кровь? Конечно же, ради заветной цели и нефтяных залежей.

Всё вернулось на круги своя, и рухнули мои надежды. Они рухнули от того, что слабость в нас самих, езидах. Кого угодно можно обвинять в своих бедах, но пока мы не познаем уроки истории и не сделаем выводы, нас будет ждать одна участь: геноцид будет сменяться геноцидом, езидский народ исчезнет. Мы уже всё забыли, уже каждый сам по себе, мнимая сплочённость рассыпалась как прах. Быть обманутым — это то же самое, что заблудиться, а обманывать самого себ я- это путь в пропасть. Когда наш народ научится смотреть правде в глаза и не допускать, чтоб нас обманывали? Или дорога в пропасть — выбор древнего, столько пережившего, езидского народа?

Екатерина Амеян, писательница