Численность дозора определялась в соответствии с конкретными обстоятельствами. В мирное время ограничивались дву-мя-тремя дозорными на каждом перевале или проходе, но в напряженные периоды и в ожидании ответных акций число их увеличивалось. Оно зависело также и от проходимости перевалов в разные сезоны года. Дозорных ставили с расчетом, что один должен был стать вестником тревоги — fædison, а остальные — связать наступающих боем до подхода подмоги.
Аналогичную картину дает материал Куртатинского ущелья. Предания говорят, что инициатором создания первого форпоста общеущельской обороны был некто Tadje, один из сыновей внука самого родоначальника Курта. Тадже жил в Wælæsyh ("верхнем квартале"). Стремясь пресечь набеги со стороны равнины (названы в основном кабардинцы), он вместе со своими æmbælttæ ("содружинники") соорудил badæn ("засидку"), с которого они стерегли проход в ущелье. Она находится в местности, называемой Qædærgbævæn ("место перевалки лесоматериа лов"), в самой узкой части ущелья, над которой они расположили свой пост ryndzbadæn, или коротко, badæn. Под ним, в сужении дороги, едва найдется место разойтись двум арбам, и весь проход как на ладони. Тадже, как утверждает предание, сказал тогда: "Это в чьих руках будет, у того и будет теперь komdægbæl ("ключ ущелья")". Впоследствии это слово стало топонимом, так называется проход и сегодня.
На утесе было сооружено помещение ryndzgæsdon ("место для дозорных"), из которого виден участок равнины, примыкающий к горловине ущелья. Когда вдали появлялся враг, вглубь ущелья посылался фадисон, а риндзгаста принимали бой. Для несения дозорной службы устраивалась пофамильная очередность [398].
В системе обороны Куртатии важную роль играли автономные сооружения вдоль всего ущелья, составлявшие элементы единого комплекса, от Комдагъал на входе в ущелье и до заградительной стены в Хилаке. По преданию, последняя была построена одновременно с поселением Цымыти способом, называемым ærmiduræj ("ручными камнями"), то есть камнями, передаваемыми из рук в руки по цепочке, а инициатором создания всей системы ущелья считается Was-ældar, который характеризуется как благородный — wasdan, прославившийся как "каратель насильников". Предание противоречит версии об участии в постройке заградительной стены с башнями правителей Грузии.
Интересно использование оборонительных сооружений на входе и выходе из ущелья. Получив сигнал тревоги со стороны равнины, Уас-алдар отправлял население к Хилакской стене, а сам, вместе с главными силами, выступал к входу Комдагъал. Если угроза нависала со стороны Хилака, население стягивалось к Дзвгису. Другими словами, обе заградительные системы превращались в двойное препятствие для противника, если он ставил целью захват населения в плен. Противнику в обоих случаях приходилось преодолевать все пространство между заградительными сооружениями, тоже застроенное системой башен, и сами заградительные системы, поскольку скот, имущество и небоеспособное население выводилось за их пределы. Очевидно, что при такой организации обороны, родственные и другие связи обществ соседних ущелий имели жизненно важное значение, особенно при крупных нашествиях иноплеменников. Они должны были принимать скот и небоеспособную часть населения, а в случае общей угрозы, должны были участвовать в обороне — в этом заключались взаимные родственнические услуги и соседская взаимопомощь ущельских обществ. Это только одно из объяснений той щепетильности, с которой осетины устанавливали родственные связи и поддерживали порядок взаимного гостеприимства в отношении соседних обществ.
Территориальная система Уаллагирского ущелья практически не отличалась от подобных систем Дигории и Куртатии. Заградительные сооружения здесь располагались таким образом, чтобы обеспечить безопасность ущелья реки Ардон. Основные сооружения расположены в Нузале и створе Кассарско-го ущелья. Они, как известно, принадлежали царской фамилии Cærazontæ (Царазоновых). Здесь, на правом берегу реки Ардон, есть пещеры, которые использовались для обороны задолго до того, как их превратили в укрепления с фасадными стенами типа боевых башен с бойницами. Выше по ущелью, в Кассар-ской теснине, сохранились остатки заградительных стен со сторожевыми башнями. Они расположены на левом берегу Ардо-на на расстоянии трех километров вверх от Кассара и называются Zylyn duar — "кривые ворота". Еще выше, у дороги Galfændag — букв, "воловий путь", т. е. аробная дорога, сохранились остатки другой большой заградительной стены, запиравшей ущелье сверху. В дополнение ко всему, сохранилось большое число сторожевых башен ниже и выше заградительных систем вдоль ущелья, а также много оборонительных башен внутри системы в селах. Как видно из этого, система обороны ущелья прошла эволюцию, аналогичную той, которая отмечена в Дигории и Куртатии.
Как и там, в Уаллагирском ущелье у входа в него со стороны равнины располагались дозорные посты, которые назывались здесь komgæstæ — "смотрители ущелья". Функции этой заставы были те же, что у охранников риндзгаста в Дигории и Кур-татии: они предупреждали об опасности и принимали первый удар [95]. Передовая застава и здесь называлась komdægbæl — "ключ ущелья", — факт, указывающий на типический характер обстоятельств, формировавших социальную культуру осетинских горских обществ после утраты равнины.
Следует отметить усиление заинтересованности населения одного ущелья в совместной обороне, иллюстрируемое соотношением терминов ryndzgæs-komgæs и топонимом komdægbæl. Если первый обозначает дозор в связи с местом его расположения, то есть предназначен был решать локальную задачу, ограниченную автономную функцию обороны конкретного прохода и сооружения на карнизе ryndz, то второй обозначает все ущелье kom. Это перемещение акцента на весь охраняемый регион отражено в топонимах и терминах со значением "ключ ущелья" и "смотрители ущелья". Показательна преемственность перехода задач от одного масштаба к другому — от "смотрителей проходов на карнизах" к "смотрителям всего ущелья". Превращение локальных форпостов Куртатии и Уаллагира в стратегические "ключи ущелий" была одним из показателей сложения территориальных общин kombæstæ.
Этот факт свидетельствует о развитии территориальных связей в горной средневековой Осетии после утраты равнины в конце XV века. А в масштабе Дигорского, Уаллагирского и Кур-татинского ущелий эти связи выражены вполне отчетливо в виде завершенных общеущельских систем обороны. Аналогичную картину дает и общество Тагиата.
Нужно отметить, что явная тенденция к объединению автономных опорных пунктов в системы обороны ущелий прослеживается и в Южной Осетии. Хотя четко выраженных замкнутых оборонительных систем, аналогичных северо-осетинским, здесь нет. Система сторожевых и оборонительных башен позволяла передавать сигнал об опасности от Уанела до Ермана в Верховьях Большой Лиахвы, и от Кехвского створа Chъehynaræg до Гуфта у выхода Большой Лиахвы на плоскость. А в верховьях, у села Gæluatæ расположена известная оборонительная сис тема Zyld — "круг" [303], которая закрывала выход вниз по ущелью.
Более выраженное сходство с ними имеет, возможно, взаимосвязанная сигнальным оповещением система общества Кудар: население его могло оповещаться об опасности на всем протяжении от Кехвского створа, через Гуфта до верховьев рек Пацы и Джоджоры посредством сигнальных огней и гуделок. Но заградительных комплексов, защищающих какие-то определенные ущельские системы с выраженной взаимосвязью элементов, не засвидетельствовано. Сплошными территориально-оборонительными системами выглядят отдельные структуры: Уанел-Ерман, верховья Джоджоры. В остальных ущельях оборонительные сооружения имеют местное значение, защищая само поселение и иногда проходы к жизненно важным угодьям. Примером тому может быть поселение Рук, имевшее весьма развитую систему оборонительных и сторожевых башен, защищавшую даже проходы в боковые ущелья, где были пастбища и покосы.
Самым явным свидетельством общетерриториальных связей в верховьях большой Лиахвы является то, что все население соседних обществ Cъalagom ("Приречное ущелье") и Urstual ("Белая Туалия") собиралось на большие ныхасы: первое — в селе Уанел, а второе — в селе Рук. Но общий Большой Ныхас обоих обществ собирался в селе Уанел, в связи с чем можно напомнить, что топоним wanel означает — "большое собрание, съезд-собор". Он созвучен названию села Унал на северной стороне хребта, что может свидетельствовать о единообразии их функций как мест общих собраний. Хотя значение последнего трактуют и как wyn-al — "(дозор) видящий все", но по месту расположения это явно не форпост и села ближе к выходу из ущелья больше соответствуют целям отслеживания и охраны.
Датировка оборонительных сооружений Южной Осетии, если они создавались одновременно с комплексом Зылд, определяется XII—XIII вв. [337], но в это время фамилии уасдан из Туалии уже имели родственные связи с царским домом Грузии, что свидетельствует о высоком статусе и военной силе туальской аристократии, и особенно колена Царазоновых. Безусловно, оборонительные территориальные системы Центральной (Туалия), Западной (Дигория) и Восточной (Куртата и Тагиата) Осетии стали складываться значительно раньше этого времени, а упоминание древних авторов I в. новой эры о башнях на Кавказе можно считать основанием для датировки перехода к военно-аристократическому укладу.
Современный этому процессу исторический фон для южных склонов Кавказского хребта в осетинском регионе, кроме горных обществ Туал и Кудар, не удается пока обозначить достаточно полно. Одно несомненно: в процессе усиления аланской конфедерации и сложения предпосылок феодальной государственности ее влияние не могло не сказаться на укладе этнически родственных им горцев. Этническая определенность населения горной провинции Кудар (Skutara — "Скифия") сомнений не вызывает — это потомки скифов. Этническая принадлежность туальской части осетин тоже определена как древняя арийская ветвь индоевропейцев, обитавшая на Кавказе с глубокой древности [338]. Для нашей темы особенно интересны раскопки археолога Р.Г.Дзаттиаты на аланском некрополе VI-VII вв. у села Едыс [339] — одного из сел общества Урстуал и центра культа семи богов — Edysy avd dzuary: аланский некрополь и аланский (скифский) культ семи богов определенно говорят об общей социальной судьбе алан и скифоязычных горцев. А традиционная вовлеченность скифов и сармато-алан в исторические процессы на Ближнем Востоке и в Закавказье с VII века до новой эры, обусловленная процессами усложнения социальных отношений в эпоху военной демократии, еще не оценена в аспекте их влияния на процессы социогенеза в регионе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий