Денис Драгунский: Правда о советской национальной политике

Отдельные граждане пишут: «Мы в СССР и понятия не имели, какой национальности наши соседи/соученики/друзья!». Обратите внимание: не «нам было всё равно» (это как раз хорошо), а именно «понятия не имели». Жили в каком-то этнически дистиллированном мире. 

Это неправда или какая-то странная забывчивость. Особенно если речь идет о больших городах. Не знаю, как обстояли дела в маленьких практически моноэтничных городках, но паспорта ведь были и там! Не знать того, что в стране – а значит, среди нас! – живут эстонцы и армяне, марийцы и абхазы, и т.д. и т.п. – было совершенно невозможно.

СССР был одним из очень немногих (кажется, вообще двух) государств, где «национальность» (в смысле – этническое происхождение) записывалась в паспорт. Вторым таким благословенным краем была ЮАР эпохи апартеида. Паспорт предъявлялся во многих случаях – от выписывания пропуска до залога при взятии лодки напрокат - и национальность сияла на первой странице.

Более того. Вся федеративная конструкция СССР была построена именно на этническом принципе. Союзные республики, автономные республики, автономные области и автономные округа. И в каждом была «титульная национальность» - четырех, так сказать, сортов. Еще был русский народ, у которого не было «своей» национальной территории – но зато он был главным, руководящим народом. А внизу были совсем малые народы без своих административных единиц. То есть сортов на самом деле было шесть. 

Историй о национальностях – куча. О позитивных и негативных квотах («на эту нацию есть разнарядка» и «увы-увы, это Иванов по матери»). Бесконечные уточнения типа «инженер-татарин», «портниха-армянка». «У тебя муж еврей? – спрашивали мою маму в роддоме. – Это тебе повезло, евреи заботливые папаши!». Но сколько раз я слышал от немолодых евреев, что они якобы на самом деле не евреи, а усыновленные беспризорники…

А сколько было «этнических» анекдотов!

Дискриминация была не только государственная, но и бытовая.

Реальный случай: девочка в пионерлагере говорила, что ей мама велела дружить только с девочками, у которых фамилии кончаются на «-ва» или «-на». Строго! Отсекались не только «-берг» и «-штейн», но и «-кая», и даже «-ко».

К нам в девятый класс пришла девочка – Эмма Шенберг, румяная курносая блондинка. Классная руководительница перед всем классом спросила ее сначала о том, откуда она приехала, кем работают мама с папой, где она живет, и наконец:

- А какая у тебя национальность?

 Бедная девочка, заливаясь краской, прошептала:

- Украинка.

Мы все молчали, глядя кто в пол, кто в окно.

Но одна смелая девчонка в классе была. Она как заорет:

- Ты чего, подруга, стесняешься? Прямо говори – немка! А вы, Берта Марковна, сами ведь нерусская, что вы ее пытаете?!

А вместе с тем – постоянное газетное педалирование дружбы народов: «у нас в бригаде трудятся представители двенадцати национальностей!» – не лень же было бригадиру подсчитать… 

Разумеется, этническое различение отнюдь не всегда означает дискриминацию, унижение, умаление прав и проч. Вовсе не обязательно. Хотя было и это.

Но я сейчас о другом.

Я о том, что не надо к мифу о советском пломбире добавлять миф о том, что советское общество было «этнически безразличным» (говоря по нынешней моде, «ethnic blind»). Чего не было, того не было.