как чрезвычайная мера. Но для появления нового
мирового порядка нужны чрезвычайные обстоятельства.
Генри Киссинджер
Для описания времени, в которое мы сейчас живём, крупнейший социолог Зигмунт Бауман использует понятие Interregnum («междуцарствие», «межвластие»), — так в Древнем Риме назывался период между смертью одного цезаря и появлением другого. Это состояние нестабильности, неуверенности, непредвиденности, когда слом старого порядка столь же очевиден, сколь очевидно возникновение нового. Но каким будет этот новый порядок – не известно. Антонио Грамши трактовал Interregnum как период, когда старое больше не работает, а новое ещё не появилось Interregnum – это перерыв, метафизическая задержка, мучительное «всё ещё не». В контексте изменения нового мирового порядка мы можем говорить о парадигмальном переходе от старого мироустройства к формированию новейшего мироустройства... Следует ли возлагать надежды на страны БРИК, принимая к сведению, что усиление их общего потенциала напрямую зависит от экономического роста Китая? Неизбежен вопрос: каковы гарантии, что экономика Китая сравняется (ведущий экономист Альберт Кейдель убеждён, что Китай придёт к этому лишь к 2050 году), а потом и перегонит экономику США? В то же время не следует пассивно ждать, когда «имперское перенапряжение», «Imperial Overstretch» (Пол Кеннеди) приведёт Америку к серьёзному кризису,...
По мнению Зигмунта Баумана, около 60-70 лет назад произошло событие, фундаментально изменившее политическую ситуацию в мире: разрыв между Machte и Staat, иначе говоря, между Мощью и Политикой, Мощью и Государством (являющимися неотъемлемыми аспектами Власти) привёл к тому, что Machte перешла в надгосударственное пространство. Таким образом, национальное государство больше не могло её контролировать. В старой мировой парадигме именно национальные государства представляют акторов международных отношений, образуя т.н. полиполярность. Упомянутый разрыв означает не что иное, как постепенное соскальзывание в бесполярность. Именно она, по словам Ричарда Хааса, директора отдела внешнеполитических исследований института Брукингса, определит международные отношения в XXI веке. Национальные государства практически лишены возможности действенности, «делания вещей» (как Бауман понимает Machte), входя в состояние политического паралича...
Безусловно, встаёт вопрос, что делать? И, прежде всего, им задаются национальные государства, сохранившие за собой возможность принимать решения, однако Зигмунт Бауман совершенно справедливо утверждает, что в нынешних условиях вопрос нужно формулировать по-другому: не что делать, а кто будет делать то, что сделать необходимо? Какой актор возьмёт на себя ответственность за осуществление действий, решающих фундаментальные проблемы?
Несомненно, мы уже не рассматриваем в этой роли национальные государства. Вместо этого, мы предлагаем ввести новых акторов международных отношений, которыми являются цивилизации, каждая из которых имеет стратегический центр, выступающий как субъект диалога в международных отношениях, а значит, являющийся носителем власти. Переход от национальных государств к цивилизациям, является неизбежным следствием того разрыва, о котором говорит Зигмунт Бауман. Он подмечает ослабление государства и «инструментальный кризис», возникший в виду отсутствия «стабильных структур, которые могли бы попытаться определить направление событий, исторического развития». С переходом к новой модели мироустройства решается главная задача XXI века – восстановление союза Machte и Staat.
Подлинное вступление в Interregnum произойдёт с окончательной потерей США роли мирового гегемона... Бесполярность, которая, судя по всему, наступит, может стать необходимой передышкой, периодом возможности полноценного оформления новой модели мирового устройства, — ведь невозможно отрицать, что парадигмальный скачок, за которым последует слом бесчисленных структур, не сможет в кратчайшие сроки создать в области Политического все необходимые условия для воцарения нового миропорядка. Бесполярность, Interregnum в XXI веке – это похороны ушедшего на покой цезаря и подготовка к воцарению новых властителей (во множественном числе), т.е. к возникновению полюсов, центров силы. Бесполярность – это «обезглавливание» США, ацефалическое убийство гегемона, но одновременно: его ухищрение, попытка сохранить своё влияние посредством саморассеивания, растворения; использование возможности стать вездесущным. В этих условиях строго необходимо не допустить задержки, застревания в постлиберальной среде и смирения с «согласованной бесполярностью». Новые акторы должны бросить вызов постмодернистской «ненаправленности перемен» и взять на себя абсолютную ответственность за принятие стратегических решений и действий в области политической практики.
Мы возвращаемся к утверждению Хантингтона о том, «ни один союз государств не сможет даже гипотетически обладать такой силой, чтобы помешать однополярному государству».
Но так ли?
Эли Ратнер и Наазин Барма, научные сотрудники Центра внешней политики новой эпохи, кандидаты в доктора философии на кафедре политологии Калифорнийского университета в Беркли смело утверждают, что впервые за 100 лет Индия, Россия и Китай находятся на пороге обретения статуса великих держав. И делают более радикальное заявление: обозначились контуры «мира без Запада»[2]. «Восходящие державы начали выстраивать альтернативную архитектуру институтов и особые модели государственного управления, которые составляют каркас их собственного – и очень реального – устойчивого и легитимного (в глазах большей части остального мира) политико-экономического порядка».
Эксперты задаются вопросом, какими будут отношения между США и этими странами? По их мнению, в действие могут вступить три варианта:
1) тотальная блокировка Соединёнными Штатами развития «мира без Запада» (как пример: лишение восходящих держав всех материальных ресурсов, способствующих их развитию); запуск сценариев военных конфликтов, имеющих цель – перенаправить энергию возникающей (альтернативной) мировой системы на жёсткие конкурентные отношения с Западом в области обеспечения безопасности;
2) снижение привлекательности «мира без Запада». «Покончить с сельскохозяйственными субсидиями – сегодня! Выдать лицензии на строго засекреченные молекулы производителям непатентованных лекарств – в краткосрочной перспективе! Достичь справедливых договоренностей, делающих доступной торговлю услугами и создающих равные условия для развивающихся стран в таких областях, как телекоммуникации и финансы! Реализация подобной стратегии потребует принятия беспрецедентных компромиссных решений и даже жертв в американской внутренней политике»;
3) компромиссное принятие «мира без Запада», вынужденный отказ от ряда либерально-демократических принципов.
Всё более очевидная независимость возникающих акторов придаёт третьему варианту острую актуальность. Ведущий научный сотрудник фонда «Новая Америка» Параг Ханна, анализируя современную ситуацию и шаткое положение США, говорит о чрезвычайно важной роли дипломатии, на которую должен быть перенесён весь центр тяжести. На совершенствование глобальной дипломатической структуры возлагается ответственность за укрепление американской гегемонии. Однако при этом не берётся в расчёт, что дипломатический язык переживает существенное переформатирование в контексте парадигмального перехода к многополярной модели, и этот процесс уже необратим. Сейчас мы должны говорить о диалоге цивилизаций. Диалоге, который выстраивается на совершенно ином уровне, находясь по ту сторону правил диалога между национальными государствами (т.е. за пределами навязанного западного дискурса)...
Стоит заметить, что всемирно известный британский политолог Пол Кеннеди выражает свои опасения по поводу появления идеологических различий между США и Европой... Причину вероятного трансатлантического раскола (а это один из трёх сценариев развития отношений между США и Европой) Кеннеди видит в постановке ряда важных вопросов: «…действовать через международные организации или решать все вопросы самостоятельно? Прибегать к военной силе или всячески избегать войны, предпочитая дипломатические уступки и поиск мирных решений и компромиссов? Споры идут, прежде всего, вокруг роли ООН как предпочтительного инструмента урегулирования разногласий, но единства нет и по таким международным вопросам, как судьба Киотского протокола, деятельность Международного уголовного суда, гарантии прав женщин и детей. Хотя администрация Буша подробно аргументирует причины выхода США из того или иного международного договора, отвергнутых документов накопилось слишком много, и Европа не скрывала своего возмущения позицией Вашингтона еще до начала войны в Ираке. Небывалые по размаху демонстрации протеста на улицах европейских городов в феврале прошлого года были спровоцированы не только военными приготовлениям Пентагона»[3]. В нынешних условиях нужно не просто рассчитывать на усиление противоречий между Европой и Америкой, но и подготавливать ситуацию раскола и освобождения первой от гегемонистского влияния второй. И здесь России отводится особая роль.
Тем не менее, мы должны признать, что за последние десятилетия Россия всё более удалилась от своего прямого предназначения – быть мостом между Западом и Востоком. Interregnum может оказаться нашим шансом на восстановление, шансом для России стать и сбыться. На Западе распространено клише об «отставшей стране», об утрате былой мощи и неизбежном слиянии с Западом как единственном варианте развития. Зигмунт Бауман, на которого мы часто ссылаемся, склонен к противоположному мнению: «Я осмелюсь предположить, что прошлое России – это будущее Европы. У вас долгое время проходил процесс национального строительства. Осуществлялся принцип триединства, соединивший суверенитет, нацию и государство. Иными словами, Россия исторически решила проблему, которую основной части Европы еще только предстоит решить: наладить мирное сосуществование разных народов, религий, культур, традиций и языков. Россия сегодня живет так, как Европа будет вынуждена жить лет через тридцать. У россиян существует комплекс, будто вы существенно отстали от остальной Европы и норовите что есть силы ее догнать. Но вы перегнали европейцев в таком важном компоненте, как умение жить вместе. Мне думается, что у России имеется возможность выступить в роли учителя Европы»[4].
... Мы должны начинать с самих цивилизаций, а именно с их построения. Согласно Александру Дугину, «цивилизации есть то, что требуется создать», и в роли создателей выступает политическая и интеллектуальная идеологическая элита «всех остальных», т.е. незападного мира. Евразийская элита, чей рост влияния мы сейчас наблюдаем, становится субъектом международных отношений, который первым вступает в межцивилизационный диалог, — ибо выполняет функцию «конструктора», креатора многополярного мира – через преодоление бесполярного хаоса, ацентричности, как характерной черты эпохи постмодерна, и призывает к этому остальных. Таким образом, Россия восстанавливает свою цивилизационную роль моста между Западом и Востоком. Несомненно, что мы вступаем в битву за кардинальные перемены правил политического дискурса, осуществляя задачу подрыва основных принципов западной гегемонии.
Дугин А.Г. Теория Многополярного Мира. М., 2012.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2007.
Бауман З. Текучая современность. Санкт-Петербург: Питер, 2008.
Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. Москва: Весь Мир, 2004.
Krauthammer Charles. The Unipolar Moment. Foreign Affairs, Winter 1990/1991.
Kennedy, Paul, The Rise and Fall of Great Powers, New York: Vintage Books, 1987.
Haass R. The Age of Nonpolarity? Foreign Affairs,vol. 87, No. 3, 2008.
[1] «Текущая современность» — концепт Зигмунта Баумана.
[2] http://www.globalaffairs.ru/number/n_11160
[3] http://www.globalaffairs.ru/number/n_2453
[4] http://vz.ru/opinions/2011/5/16/491623/p5/
Комментариев нет:
Отправить комментарий