Прежде всего, я разделяю мнение Джулиано Креммерца на сей счёт (что, кстати, произошло не сразу): первым и необходимым качеством герметика является скепсис. В мире теней и кривых зеркал, в котором мы живём (и который не склонные к рефлексии люди называют "реальностью"), скепсис, то есть бдительность ума и априорное неприятие внешних вербализованных истин, выступает как лучшая прививка от заблуждений.
Кроме того, я убеждён, что нельзя быть философом, не обладая чувством юмора. Смех лечит, истребляет тиранов, избавляет от предрассудков, прогоняет дьявола. Ирония и сарказм, кои вызывают священный ужас у некоторых последователей религиозных культов, отнюдь не являются ядом для души; наоборот, этот солнечный огонь (ведь наша ирония сродни erodion, цапле Бенну, сидящей в лодке Ра) сжигает всё фальшивое, притворное, ханжеское, навязанное "обществом театра" и вороватыми "хранителями ценностей". Не стоит бояться этого огня: им следует жечь всё вокруг, превращая в пепел горючий сульфур обмана. Наше золото не подвластно пламени; ирония безвредна для того, что истинно.
Другим важнейшим качеством философа я считаю иммунитет к авторитетам; причём иммунитет не означает основанных на рессентименте петушиных наскоков, или демонстративное игнорирование важного автора, занятого этой же темой. Речь идёт о цитировании. Цитаты должны иметь ценность в контексте, создаваемом философом, и ценность эта определяется её качеством и качеством контекста, а не именем автора, упоминание которого в сноске не более чем дань копирайту. Цитаты должны быть частью самой ткани дискурса, а не удобным способом показать, что "со мной Платон, Аристотель и наш уважаемый зав. кафедрой". Фамилия не может быть аргументом; при этом современные философские споры чаще всего являют собой битву фамилий.
И наконец, третьим важнейшим требованием, на мой взгляд, является умение признавать свои ошибки и исправлять их, не боясь за своё публичное "реноме" (в конце-концов, нет ничего ничтожнее, чем уважение или презрение толпы). Именно по этой причине я чувствую необходимость записать нижеследующее.
Хотя я никогда явно не критиковал Ренессанс, я всё же относился к нему с определённой долей презрения, кое высказывал в статьях. Я считал, что Средневековье являет своего рода миниатюрный Золотой век в истории европейской цивилизации (и считаю так по сей день); однако я не воспринимал Ренессанс как его логическое (и во многом трагическое) продолжение; скорее, как своего рода ветхую версию Нью-Эйдж, раздавленную колёсами Просвещения.
Но я ошибался. Смерть Средневековья Генон и другие традиционалисты датируют началом XIV в., связывая её с несколькими знаменательными событиями в жизни Европы того периода, включая уничтожение ордена Тамплиеров; я согласен с этой оценкой.
За смертью последовало разложение (побочные продукты которого - Ars Nova и Ars Subtilior - как мне кажется, воистину прекрасны), давшее чернозём для зарождения новой жизни - то есть Ренессанса, возрождения. Дуновение свободы, которое ощущается в произведениях переходного периода, ещё хранящих черты средневековой культуры, к концу XV в. превратилось в могучий ветер, способный поднять змея человеческой мысли на ранее не виданную высоту. Свобода и широта мышления - вот особенности ренессансного интеллекта, позволившие ему сочетать египетские иероглифы, математику, магию, иудейскую каббалу, алхимию, медицину и астрологию в новой, интегральной перспективе пост-луллианского Ars Magna, "Великого Искусства". Такая новая комбинаторика идей, магическая и рациональная одновременно, демонстрирует невиданную ранее свободу интеллекта, и одно это может (и должно) вызывать восторг у философа.
Нет ничего более естественного, чем стремление к свободе. Во многих восточных традициях конечный плод называется "освобождением". Бог обладает абсолютной свободой; в определённом аспекте он есть свобода. Пашу, соматический человек, пребывающий во тьме тамас, абсолютно несвободен: он подчинён механическому закону необходимости, животной природе своего тела. Путь к Богу - это путь к свободе (безо всяких казуистических "от" и "для"), путь из темницы физического тела, инстинкта, нужды, смерти к свету бессмертия и свободы. Любящий Бога любит свободу; в том, кто боится свободы, страх победил любовь.
Однако на этом пути философа подстерегает серьёзная опасность; интегральное знание даёт возможность понять скрытые механизмы функционирования мира и человеческого общества в нём. Я имею в виду не обыкновенную конспирологию или эсхатологию, но понимание того, как субъект связан с другими субъектами и с миром в целом, и как он может манипулировать ими. Для последнего великого ренессансного философа это понимание стало роковым. Последними словами Ноланца были: "Вы, мои судьи, вынося приговор, испуганы больше, чем тот, кто его принимает". И в истинности сказанного не может быть сомнений; вынося Джордано смертный приговор, судьи понимали, что таким образом обеспечивают ему и его книгам путёвку в вечность, но позволить ему жить и писать дальше невозможно... Приговор был вынесен, и февральским утром 1600 г. в на римской площади закончилось Возрождение. На мой взгляд, эти два огненных столба - на Кампо деи Фиори в Риме и на Иль-Жуиф в Париже, коих разделяют три века, суть Геркулесовы столбы европейской цивилизации, её non plus ultra - Джордано Бруно, философ, и Жак де Молэ, рыцарь, были остановлены не рукой Церкви, нет (она - лишь инструмент), но тех глубинных сил, которые более всего опасаются быть понятыми, раскрытыми, изобличёнными, поскольку это означает для них утрату контроля, то есть невозможность ограничивать свободу и отбирать её.
Ион Кулиану в "Эросе и магии" использовал замечательную метафору - бескрылую муху. На острове Галапагосского архипелага, где круглый год дуют сильные ветры, крылатым насекомым крайне трудно выжить, поскольку их в буквальном смысле слова сдувает, они не могут заниматься поисками пищи. Однако бескрылая муха-мутант, в обычных условиях обречённая на вымирание, стала выживающим видом на этом острове. Современная наука (и современный способ мышления, добавлю) является по сути такой бескрылой мухой, коя благодаря своей приземлённости, отсутствию крыльев, отсутствию сколь-нибудь интересных философских и мировоззренческих претензий, сумела выжить в "в яростных водоворотах истории шестнадцатого века", как писал Кулиану.
А крылатые ажурные башни ренессансной мысли были разрушены и похоронены, вероятно, навсегда - по крайней мере, как цивилизационный путь.
Но не как путь для индивидуума.
И сегодня, в день новолуния, я хочу поднять кубок Меркурия за тех, в чьём сознании зародится новое, иное понимание тех чудесных полутора веков европейской истории.
Комментариев нет:
Отправить комментарий