«… Східнокарпатський регіон є західною, крайньою частиною Великого Євразійського Степу (Хінгано-Карпатського, довжиною біля 8000 км), який був ареною великих міграцій. Особливо давніх номадів Сходу. Наприкінці шляху їхніх західних переселень та військових вторгнень до Європи стояли Карпати. Вони відігравали роль «великої природної стіни» і водночас «воріт у Європу», де була побудована багатоешелонова система з «Довгих валів». Зокрема Римом і Болгарією, а потім поновленаранньодержавними утвореннями даного регіону… Через Східнокарпатський регіон проходили численні міграції також народів Європи – як із півночі, так і з півдня та заходу. Все це перетворювало тоді його на велику етнокультурну й етнополітичну контактну зону, яка в окремі кліматичні періоди характеризувалася значною густотою населення. У цю справді «благодатну землю»прагнули дійти й поселитися десятки давніх племен і народів з Європи та Азії. Окремі з них навіть зафіксовані історично в самих назвах Карпат, зокрема як гори Ріпейські, Певкінські, Бастарнські, Сарматські, Венедські, Угорські, Руські тощо. Загалом у Східнокарпатському регіоні давнє населення належало до чотирьох історико-географічних ареалів: Східносередземноморського, Центральноєвропейського, Східноєвропейського і Євразійського Степу Все це наклало відбиток на історичну долю його населення… Ця велика етнокультурна контактна зона вплинула і на надзвичайну різноманітність та своєрідність численних етнографічних груп населення регіону. Вони відображають як окремі давні, так і особливо пізньосередньовічні традиції, набуті в процесі цих переселенських і міграційних рухів…»
Как с помощью сравнительно-исторического языкознания определяют регион проживания пратюрков? Как был восстановлен сюннуский лексикон для эпохи III–I веков до н. э.? В каких языках находят заимствования из пратюркского? На эти и другие вопросы отвечает доктор филологических наук Анна Дыбо.
Сначала определимся с тем, что такое тюрки. Довольно значительный процент нынешнего населения Российской Федерации, еще более значительный процент населения Советского Союза были тюрками, то есть носителями тюркских языков. Я дальше употребляю слово «тюрки» именно в смысле носителей тюркских языков, потому что историки иногда придают ему другой смысл, а именно: было конкретное тюркское племя, которое основало Первый и Второй Тюркский каганаты в VI и VII веках н. э., и Второй Тюркский каганат оставил письменные памятники в древнетюркском руническом шрифте, которые написаны именно этим конкретным племенем тюрков, существовавших вместе с племенами уйгуров, кыргызов, которые, видимо, к этому времени тоже были тюрками по языку, но не относились к племени тюрков.
Когда историки-древники говорят о тюрках, то они имеют в виду именно это племя, которое сделало два каганата, поставило поминальные стелы и потом куда-то делось. Я же говорю о тюрках, то есть носителях тюркских языков. Тюркские языки — это довольно большое количество литературных языков, насчитывается не менее чем 35. Все они родственны между собой, а «родственны» в понимании сравнительно-исторического языкознания значит, что возводятся к некоторому общему праязыку.
Сравнительно-историческое языкознание — это отрасль языкознания, которая может, взяв некоторое количество форм современных или древних, реально представленных языков, построить формы исходного праязыка, то есть предположительного языка, на котором говорила этническая общность, которая впоследствии разошлась на несколько новых этнических общностей, — соответственно, язык разделился, и мы имеем дело с его языками-потомками. Методы сравнительно-исторического языкознания совершенно точные и дают результаты независимо от того, с какой частью света, с какими племенами, у которых может быть разный образ жизни — кочевники они или оседлые люди, — все равно сравнительно-историческое языкознание позволяет строить праязыки для родственных языков и далее оперировать с этими праязыками, в частности, для того, чтобы узнать что-то о той этнической общности, которая пользовалась этим языком.
В частности, мы можем узнать, где они жили. Как это можно сделать?
Поскольку мы умеем восстанавливать пралексикон для общности родственных языков, то мы можем представить себе, о каких явлениях действительности эти люди говорили. Простейшее предположение состоит в том, что если они говорили о колесницах, например, то, наверное, у них были колесницы. Если они говорили о колесницах и при этом слово для колесницы, допустим, похоже на древнеиранское, а сам этот народ не иранский, то можно предположить, что они контактировали с древними иранцами и заимствовали у них это слово.Таким образом, восстановив пратюркский язык, мы можем попробовать выяснить некоторые вещи о том, где они жили.
Более или менее известно, что пратюрки жили где-то недалеко от китайцев, потому что у них имеется большое количество заимствований из древнекитайского языка. Заимствования причем происходили именно в праязык, потому что их рефлексы мы находим сейчас во всех группах тюркских языков.
Тут нужно рассказывать другую историю. Нам, лингвистам, довольно трудно было установить, как произносились китайские иероглифы в различные эпохи существования китайского языка, потому что китайская письменность у нас зафиксирована со 2-го тысячелетия до н. э., и это большая удача, потому что письменных источников по региону Восточной Азии, кроме китайских, для этого периода нет. С другой стороны, поскольку письменность иероглифическая, то она принципиально не отражает фонетику того языка, на котором писалась.
Китаисты на протяжении XX века заполнили эту лакуну, так что сейчас трудами Карлгрена, Палибленка, Старостина и Бакстера — для нашей страны прежде всего надо упомянуть Сергея Анатольевича Старостина, который построил ныне работающую версию реконструкции истории китайской фонетики, — мы имеем представление о произношении китайских иероглифов, о звучании древнекитайских слов с периодичностью примерно 300 лет. Мы довольно хорошо можем устанавливать для отдельных китайских письменных памятников, как звучали слова, которые там записаны.
В эпоху Западной Хань китайцы впервые заинтересовались своими соседями, до этого они писали о них в своих хрониках, называя их исключительно варварами, и ничего не сообщали об их образе жизни, кроме того, что он варварский. То есть варвары, как известно, не различают мужчин и женщин, не почитают старших и не носят одежды. Видимо, они не носят все-таки правильные одежды, а не просто одежды, потому что северные соседи Китая вряд ли могли обходиться без одежды просто по климатическим условиям.
В хронике Сыма Цяня «Ханьшу» («Ханьская история») описываются некоторые черты образа жизни народа сюнну, который как раз в это время сформировал огромную кочевую империю на западных границах Китая и сильно потрепал северные границы Китая. Там приводится, в частности, ряд сюннуских слов. Это имена военачальников, названия должностей, термины, связанные со скотоводством, с молочным животноводством, и еще некоторые слова.
И конечно, лингвисты давно работали над этой лексикой, пытаясь установить, кто же такие были эти сюнну, но у них не было в руках новых чтений древних китайских иероглифов. Пользуясь реконструкцией Старостина, мы довольно точно можем прочитать звучание сюннуских слов для эпохи III–I веков до н. э. и понять, что это были за слова. Эти слова довольно хорошо совпадают с тем, что у нас восстанавливается для пратюркского состояния.
То есть ситуация такая: лексика животноводства, названия должностей и названия домов, названия меча, которым сюннуский шаньюй приносит жертвы, легко устанавливаются как тюркская. Лексика молочного животноводства и части других названий должностей звучат скорее как восточноиранские, то есть примерно сакские. Для этой эпохи для чуть более позднего состояния мы имеем зафиксированный средневосточноиранский язык — хотаносакский. И эта лексика похожа на то, что мы находим в хотаносакском.
Таким образом, первая зацепка для местонахождения пратюрков у нас находится: имеется значительная мотивация к тому, чтобы считать, что по крайней мере часть народов, составлявших империю сюнну, были попросту пратюрками. Если мы посмотрим на заимствования в пратюркский, которые возводятся к древнекитайскому, то также получается, что были заимствованы примерно в ту же эпоху, то есть в эпоху Восточной и Западной Хань, с III века до н. э. по III век н. э.
Можно посмотреть, отразилось ли местоположение тюрок как исторически привязанное еще в каких-либо контактах на близких территориях.
Оказывается, что значительное количество пратюркских заимствований мы находим, во-первых, в общем праязыке самодийских народов. Самодийцы — это ветвь уральской семьи, это ненцы, энцы, нганасаны, селькупы и исчезнувшие к настоящему времени языки: маторский, качинский, карагасский и камасинский. Праязык этих народов распался тоже около рубежа новой эры. В этом праязыке, то есть в лексиконе, который для них восстанавливается, находится значительное количество заимствований, возводящихся к пратюркскому состоянию, а именно: числительные, названия оружия, названия некоторых культурных понятий, названия рыбы.
Очень похожий набор пратюркских заимствований мы находим в праязыке енисейских народов. Из енисейских народов сейчас сохранились только кеты, но еще в XVIII веке были котты, аринцы и еще несколько племен, от которых остались исследовательские записи XVIII века. И на основании сравнения данных кетского языка и этих записей упоминавшийся выше Сергей Анатольевич Старостин восстановил праенисейский лексикон. В этом лексиконе имеется примерно тот же набор заимствований из пратюркского, что в прасомадийском, время распада — тоже рубеж нашей эры.
Таким образом, пратюрки более или менее надежно фиксируются в этом регионе, то есть в окружении: а) Древний Китай, б) древние самодийцы и в) древние енисейцы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий