Разиб Хан (Razib Khan): Как генетика освещает возникновение евразийского степного скотоводства

До Рима, до Греции, даже до Шумера, пять тысячелетий назад, индоевропейцы сеяли свои гены и мемы по всей Евразии вширь и вкось. К 3300 году до нашей эры воинственные кочевники из понтийских степей к северу от Черного моря покинули свою родину и устремились на восток, к монгольским Алтайским горам. Пятьсот лет спустя их преемники двинулись в противоположном направлении, достигнув Дании и Северного моря, а также обогнув Балтийское море с севера на юг. На протяжении тысячелетий индоевропейцы захватывали новые владения под покровом невежественной тьмы; єто біло незаписанное и смутно припоминаемое время. Первое в Европе расшифрованное письмо, линейное письмо B, датируется 1400 годом до нашей эры в Греции. Но к тому времени, на пороге предыстории, индоевропейские языки уже давно распространились по всему северному побережью Средиземноморья, охватив Иберию и Итальянский полуостров на западе, и продвинулись далеко на юго-восток, вплоть до индийской Гангской равнины. 5000 миль по прямой. В то время как Древнее царство Египта строило массивные пирамиды и закладывало основы того, что значит быть цивилизованным для более поздних культур, примитивные и неграмотные кочевники прокладывали себе путь за пределы неприступных горных хребтов и упорно продвигались по труднопроходимым нагорьям, от Пиренеев до Памира. Благодаря исключительной численности этот неудержимый народ демографически наводнил древние земледельческие цивилизации Евразии повсюду, от Британии до Индии.

Загадка индоевропейцев отражает тот факт, что раннее распространение индоевропейских языков происходило в темноте, вдали от просветляющего света каких-либо записанных текстов. Не было никого, кто мог бы записать для потомков рассказы и имена, чтобы воплотить для нас эти пылкие моменты завоеваний. Спустя долгое время после взлета и падения цивилизаций подлинная история остается для нас живой, неизгладимо населенной яркими драматическими персонажами. Но, конечно, даже в отсутствие письменности фрагменты прошлых реалий сохраняются в настоящем. Последовательно общие черты принятых ими мифов, от индуистских писаний до греческой мифологии, говорят нам, что индоевропейские общества были патриархальными и в них доминировали могущественные люди, которые ловко направляли неустойчивость и насилие молодых воинов наружу, как против врагов, так и против союзников. И все же мы не можем назвать ни одного лирически изображенного героя эпохи завоеваний, даже таких, как полуисторический шумерский Гильгамеш или китайский герцог Чжоу. Мы также не можем упомянуть названия великих и эпических городов, поскольку ранние индоевропейцы их не строили. Их древние храмы представляли собой обширные открытые ландшафты самой степи, обитель бога неба, известного римлянам как Юпитер, грекам как Зевс Патер и индийским арийцам как Дьяуш Питри.

До появления вычислительных филогенетических инструментов в 1990-х годах, в лучшем случае, выводы о возникновении и распространении индоевропейцев приходилось собирать по кусочкам из бесчисленных черепков керамики, оставленных разбросанными и инертными безмолвными доисторическими призраками. Тщательно реконструированные обратные проекции общих словарей, составленных из современных и мертвых языков, были нашими единственными другими красноречивыми ключами к лингвистической, социологической и культурной истории предков; слишком тайное прошлое, скорее предполагаемое, чем обнаруженное. Хотя геномные технологии, которые позволяют анализировать сотни, тысячи и даже миллионы генетических маркеров одновременно, были необходимы для открытия кладезя свежих данных, настоящим переломным моментом стала синергия с новой областью древней ДНК после 2010 года. Эта молодая дисциплина, также называемая палеогеномикой, позволила провести точные и количественные измерения динамики человеческой популяции в пространстве и времени, точная генеалогия прошлых порядков более информативна, чем то, что мы знали даже о современных популяциях всего несколько десятилетий назад. Хотя мы никогда не можем надеяться изобрести машину времени, чтобы услышать языки, на которых говорили первые кочевники-скотоводы в евразийской степи, сегодня мы можем с поразительной точностью проследить возникновение и распространение целых народов, а также расцвет или исчезновение исчезнувших рас. Археологическим и лингвистическим теориям последних двух столетий науки, как правило, по определению нрайне не хватало данных. Тем не менее, они были богаты гипотезами, и структура популяционной геномики 21-го века может, наконец, короновать самых достойных претендентов из того пространства выборки гениальных теорий, которые так долго оставались в лучшем случае натянутыми спекуляциями.

Теперь мы знаем, что были массовые миграции из степи, целые народные движения, в которых один народ полностью заменял другой в масштабах, невообразимых поколение назад. Патриархальная мифология индоевропейцев, которую мы унаследовали, отражала истинную патриархальную организацию их обществ; древняя ДНК документирует звездообразное расширение отдельных мужских линий на протяжении веков, а затем их последовательное уничтожение перед лицом более  более молодых и энергичных конкурирующих линий. В таких местах, как Германия бронзового века и в Голландии палеогеномика также может свидетельствовать об ассимиляции иностранок в деревнях, где доминирует один мужчина-основатель. Изотопный анализ химических профилей костей, которые служат индикатором местного содержания минералов, фиксирует широкое распространение мест рождения женщин. В то время как мужчины в деревнях имели одну и ту же Y-хромосому, женщины принесли различные линии мтДНК, подтверждая мужецентричную культуру этих ранних мигрирующих индоевропейцев. В обширных регионах Северной Европы степные пастухи бронзового века заменили более ранние земледельческие общества, а захватчики бесцеремонно сметали все на своем пути, что часто означало истребление местной элиты, в которой доминировали мужчины (древние исследования ДНК показывают, что неолитические земледельцы тоже структурировали свои общества вокруг мужские родственные группы). Однако были некоторые заметные различия во взаимодействии между пришельцами и более старым населением, которое они завоевали. Скандинавия и Британия почти не сохранили отпечатка неолитического народа, как и свидетельства степной беспощадной свирепости степных скотоводов. Напротив, вторгшиеся в Грецию и Индию кочевники оставались существенным меньшинством, которое преобразовывало завоеванные народы по своему собственному образу, в то же время неизбежно изменяясь ими, что привело к появлению синтетических новых культур (местное название Индии, Бхарат, буквально происходит от арийского племени).

Несмотря на накопление победы за победой, индоевропейцы, что особенно важно, не были носителями цивилизации. Их скотоводческий мир процветал на дымящихся руинах затерянных миров, культур, оставивших после себя огромные грубо отесанные каменные памятники и слабые очертания огромных деревень, которые когда-то были очагами развитых цивилизаций. Ранние индоевропейцы были по преимуществу варварами; их прибытие положило начало эпохе конкуренции, как это есть среди животных: убей или будешь убит. В таких местах, как Испания, Италия и Скандинавия, целые отцовские линии исчезают по их прибытии, полностью заменяясь патрилинами, которые до сих пор определяют полуострова. Хотя они оставили свое наследие во плоти, с археологической точки зрения ранние индоевропейцы представляют собой призраки, а их основным материальным наследием являются могилы. Они возникли из тьмы, за пределами поля зрения истории, и принесли тьму во многие завоеванные ими земли, и этот процесс окончательно был обращен вспять лишь постепенным распространением цивилизации. Спустя более чем 1000 лет после того, как неолитическая Европа и ее великие мегалиты пали под натиском варваров-кочевников, эти две традиции сольются, подготовив почву для возможного возвышения Греции, Рима и мира кельтов.

Месть окраин

Когда пятнадцать лет назад Дэвид У. Энтони написал «Лошадь, колесо и язык», дискуссии, продолжавшиеся более ста лет, все еще мешали нашему пониманию индоевропейцев и их происхождения. За свою многолетнюю карьеру Энтони вместе с другими учеными, такими как Дж. П. Мэллори, расширил модель ХХ века их общего наставника, литовского археолога Марии Гимбутас, которая первой утверждала, что индоевропейские языки пришли в Европу 5000 лет назад как вектор патриархальных, воинственных степных скотоводов, оставивших огромные характерные курганы, построенные для своей элиты.

Ранее в 20-м веке ученые широко приняли нечто похожее на модель "степного кургана" Гимбутас, представляя себе кровавые вторжения воинов, приносящих индоевропейские языки в Европу вплоть до подъема Греции и Рима. Но в 1980-х годах знаменитый британский археолог Колин Ренфрю, при поддержке популяционных генетиков, таких как Кавалли-Сфорца, а позже и лингвистов-филогенетиков, таких как Саймон Гринхилл, выступал за альтернативную модель, менее полагающуюся на энергию кочевников и больше на неизбежные и безличные силы демографии. Эти теоретики утверждали, что распространение индоевропейских языков было вызвано миграцией земледельцев из Анатолии еще 10 000 лет назад. Ренфрю представлял, что вместо воинственных мобильных погонщиков скота математически детерминированный демографический рост фермерских обществ толкает их на северо-запад в обширном человеческом фронте, экспансия, о которой свидетельствует банальность воспроизводства, а не громыхающие копыта лошадей и стаи кочевых воинов.

Но многие ученые скептически относились к этой новой концепции, несмотря на выдающиеся позиции ее сторонников и сложность ее моделей. Хотя Гимбутас, Энтони и Мэллори имели археологическое образование, сила теории происхождения степей заключалась в ее междисциплинарном охвате, в частности, в ее соответствии с исторической лингвистикой (см. книгу Энтони или Мэллори «В поисках индоевропейцев»). Действительно, наше ретроспективное открытие или признание индоевропейцев начинается с языка, а не с материальных остатков. В 1786 году британский судья сэр Уолтер Джонс, находившийся в Индии, заметил поразительное сходство трех древних языков, имевших в то время высокий культурный престиж: латыни, древнегреческого и санскрита. Позже, в XIX веке, филологи, такие как уроженец Германии Макс Мюллер, изучавший структуру, грамматику и словарный запасых и энергичных конкурирующих линий. 

Перевод с английского